|
Чувство времени немыслимо без чувства вечности. Самая мрачная эпоха та, сквозь которую не просвечивает вечность. Живущие в такую эпоху страдают множеством разнообразных маний и фобий. Чтобы чувствовать время, недостаточно держать руку на его пульсе. Надо еще слышать дыхание вечности. Без этого не откроется истинный масштаб происходящего. Жить вне времени так же невозможно, как жить только в нем. Хочется возразить Мандельштаму, написавшему: И Батюшкова мне противна спесь: Уж если на то пошло, спесивы те, кто, боясь отстать от времени, не слышат как «вечность бьет на каменных часах» (О. Мандельштам). Немногие для вечности живут, Но и «озабоченный мгновенным», сам того не сознавая, пребывает в движении, в полете. Мгновение это мельчайшая, притом летучая частица вечности, которая уносит и нас на своих незримых крыльях. Где ты тут, в пространстве белом? Где мы все? Наш единственный адрес против неба на земле. Против мнимой тверди небесной на медленно вращающейся и вот-вот готовой уйти из-под ног тверди земной. «Здесь на небесной тверди, слышать музыку Верди?», написал когда-то Маяковский. Тот самый Маяковский, который позднее «во весь голос» заявил: Я, ассенизатор Но глашатай великой эпохи, эпохи, дерзнувшей упразднить вечность, заменив ее светлым будущим («я к вам приду в коммунистическое далеко»), все равно оставался поэтом, а значит не мог не общаться с самой что ни на есть допотопной вечностью: Ты посмотри, какая в мире тишь! Обращаться к вечности можно по-разному. Можно через голову времени. При этом стихи, лишенные земных примет, нередко кажутся бестелесными и бескровными: Голос вещий не обманет. Впрочем, есть поэты, которым виртуозно удавалось подобное общение: Сияет соловьями ночь, Но бывает и так: в стихах сплошные детали, подробности, бытовые мелочи, но все они настолько легки, стремительны, мимолетны, что ощущаешь ветер, который их уносит, и чувствуешь, как «нездешняя прохлада / Уже бежит по волосам» (Вл. Ходасевич). Светает. Осень, серость, старость, муть. Самое тяжкое это беспросветный текст, плотная словесная ткань которого не пропускает ничего живого, а тем более, нездешнего. Такой текст вызывает удушье, клаустрофобию и страстное желание последовать за душами, которые «со стоном улетают прочь, со стоном в вечность улетают.» 1997 |