Содержание
Что до меня тебе за дело,
Когда садилось солнце в пять,
Вот какая здесь кормёжка:
О, научи меня, Восток,
Всё как по нотам, как по нотам:
Говорим, говорим –
На хлеб и воду, хлеб и воду,
И замысел тайный ещё не разгадан
Увы, разиня и неряха,
Вся эта груда, громада, нелепица,
А к вечеру того же дня
Такая тоска и такое веселье
Это всё до времени,
КАРТИНА ПИРОСМАНИ
Небо к земле прилегает не плотно.
Концерт для ветра и берёз...
Всё так – готова побожиться:
Идти на убыль не пора:
От разорённого уклада
Спасает историю от перегрузки
Легко проделав путь обратный
В допотопные лета
Нам август, уходя, позолотил пилюлю:
Смятение чувств и акцентов смещенье,
Высота берётся слёту.
Представь: осталось полчаса
Я вас люблю, подробности, конкретные детали.
Подай мне реплику, трава.
Поющий циферблат. Крылатые часы.
В тишине тону с головкой,
В эпицентре тоски и страданья,
А за тьмою снова тьма,
Всё угасает, чтоб вновь озариться,
О, господи, опять спешу и обольщаюсь
Из пышного куста акации, сирени,
Возвращаемся на круги своя,
С тобою нянчатся с рожденья,
О, в душу въевшаяся норма –
Если что-то мне и светит,
Светлые помыслы, светлые сны,
Несовпадение, несовпадение.
А лес в шелку зелёном
Это только первый свет.
ИЗ НОВЫХ СТИХОВ
Окаянные дни, окаянные дни,
Но есть они – прагород, прарека.
И ещё виток, и ещё виток,
Спасибо тебе, государство.
Сок со льдом, бананы, пицца...
Нельзя так серьёзно к себе относиться,
Неужели Россия, и впрямь подобрев,
Так хочется пожить без боли и без гнёта,
Обыденность – рай и подарок, и чудо:
Это – область чудес
* * *
Что до меня тебе за дело,
Коль я все сказки рассказала,
Коль я тебе все песни спела,
Которые когда-то знала.
Коль я, что зала нежилая,
В которую лишь ради смеха,
Быть может, забегут, желая
Средь голых стен послушать эхо.
1967
* * *
Когда садилось солнце в пять,
В те снежные недели,
Всё то, о чём нельзя мечтать
Случалося на деле.
И я, приемля все дары,
Растерянно молчала,
Предчувствуя иной поры,
Иных времён начало,
Когда кругом и вдалеке
Всё снова станет глухо,
И попросить о пустяке –
И то не хватит духа,
Когда не сыщешь днём с огнём
Окрест иного чуда,
Кроме того, что мы живём
И не всегда нам худо.
1971
* * *
Вот какая здесь кормёжка:
Мёда – бочка, дёгтя – ложка.
Вот какая здесь кровать:
Мягко стелют, жёстко спать.
Вот какая здесь опека:
Тот сгорел, а та калека.
Вот какая здесь любовь:
Любят так, что горлом кровь...
А в начале для затравки
Хоровод на мягкой травке,
Гули-гули, баю-бай,
Сущий праздник, божий рай.
Или, может, и в начале
Злые знаки день венчали,
Может, череп на колу
Не заметила в пылу.
1979
* * *
О, научи меня, Восток,
Жить, созерцая лепесток.
Спаси в тиши своей восточной
От беспощадной ставки очной
С минувшим, с будущим, с судьбой,
С другими и с самим собой.
Разброс и хаос. Смех и слёзы.
И не найду удобной позы,
Чтоб с лёгким сердцем замереть,
И никогда не ведать впредь
Ни жарких слов, ни мелких стычек,
Лишь наблюдать паренье птичек
В углу белейшего холста,
Где остальная часть пуста.
1979
* * *
Всё как по нотам, как по нотам:
Знобит листву перед отлётом,
А нот осталось «ля» да «си»,
А дальше... Господи, спаси.
Спаси, помилуй, дай мне голос,
Чтоб ноту тонкую, как волос,
Продлить, проплакать, протянуть,
В неведомый пускаясь путь.
1980
* * *
Говорим, говорим –
Только дыма колечки.
Невесомы, как дым,
Словеса и словечки.
Крепко держим стило –
Пишем фразу за фразой.
Написали – бело,
Словно tabula rasa.
Краской той, что густа,
Размалёвана густо
Вся поверхность холста,
Отодвинулись – пусто.
Что за сладостный труд,
С каждым днём осторожней
Наполняем сосуд
Безнадёжно порожний.
1981
* * *
На хлеб и воду, хлеб и воду,
Коль хочешь обрести свободу.
Всё остальное отстрани.
Иной не выдумать брони.
Нет на судьбу иной управы.
И все дары её лукавы.
Отринь же их. И день-деньской
Дыши свободой и тоской.
1980
* * *
И замысел тайный ещё не разгадан
Тех линий, которые дышат на ладан,
Тех линий, какими рисована быль.
И линии никнут, как в поле ковыль.
Мелок, ворожа и танцуя, крошится.
И легче легчайшего жизни лишиться.
Когда и не думаешь о роковом,
Тебя рисовальщик сотрёт рукавом
С туманной картинки, начертанной всуе,
Случайно сотрёт, чей-то профиль рисуя.
1981
* * *
Увы, разиня и неряха,
Замызгал нить, какую пряха
Любовно пряла для тебя.
Её без толку теребя,
Замызгал нить и замусолил,
Глаза пространству намозолил,
Запнулся и, теряя нить,
С тоскою выдохнул: «Не жить».
1981
* * *
Вся эта груда, громада, нелепица,
Всё это чудо над пропастью лепится.
Ни уклониться, ни в сторону броситься.
Малое дитятко на руки просится.
С ним на руках за сикстинской мадонною
Медленно следуем в пропасть бездонную.
1985
* * *
А к вечеру того же дня
Погасла лампа у меня.
(Была испорчена проводка).
И дом поплыл, как ночью лодка.
Я не затеплила свечи,
Предпочитая плыть в ночи
В незримой лодке в неизвестность,
Не ведая какая местность
Кругом, какие времена,
И что там – дерево, стена...
Без всякого ориентира
В утробе сказочного мира
Одна на свете в поздний час
Плыла во тьму, как в тайный лаз,
Покуда огненное око
Не вспыхнуло, плыла далёко.
1982
* * *
Такая тоска и такое веселье
Испить до конца это дивное зелье.
Такое веселье, такая тоска,
Что жизнь и любовь не прочней волоска.
И тянется линия волосяная,
И ветер осенний над ухом стеная,
Слезу вышибает. И кружит у ног
Опавшие листья. И листья – манок,
И песни осенней щемящая нота –
Всего лишь тенёта. Манок и тенёта.
И это скрещенье ветвей и путей –
Привычный узор драгоценных сетей.
1982
* * *
Это всё до времени,
До зари, до темени,
До зимы, до осени,
До небесной просини.
Вздумаешь отчаяться,
А оно кончается.
Вздумаешь надеяться,
А оно развеется.
1985
КАРТИНА ПИРОСМАНИ Тихо заняли места
К долгой трапезе готовы:
Позы чинны и суровы,
Скатерть белая чиста.
Медлит с чашею рука.
Всё возвышенно и строго.
Потечёт вино из рога.
Потечёт из бурдюка.
Славьте, добрые мужи,
Живописца из Кахети.
Без него ушли бы в нети
Эти ваши кутежи.
Лишь по милости его
Вы, подняв большие роги,
Ясноликие, как боги,
Живы все до одного.
1985
* * *
Небо к земле прилегает не плотно.
В этом просвете живём мимолётно,
И, попирая земную тщету,
Учимся жизнь постигать на лету,
Чтоб надо всем, что ветрами гасимо,
Стёрто, повержено, прочь уносимо,
Духу хватило летать и летать,
И окрыляться и слёзы глотать.
1985
* * *
Концерт для ветра и берёз...
В ударе ветер-виртуоз,
Смычки берёз подвижней ртути,
И под ликующее tutti
Летит листвы сплошной поток.
И снова шорох, шепоток.
Всё то, чем осень одержима,
Играют нынче без нажима,
Любой порыв слегка гася,
Прекрасно зная, что не вся
В нём жизнь. И музыка простая
Звучит, себя перерастая.
1985
* * *
Посвящается фильму
Ю. Норштейна «Сказка Сказок»
Всё так – готова побожиться:
Когда весь город спать ложится,
Когда весь мир подлунный тих,
Диктует кот поэту стих.
Сверкая жёлтыми очами,
Он разражается речами,
Стихами бурными в тиши,
Шипя: «Забудешь, запиши».
Поэт послушно пишет, пишет,
И от восторга еле дышит,
И непрестанно трёт висок,
Кропая стих наискосок.
И лунная сверкает тропка,
Летящих строк касаясь робко,
Касаясь разных «о» да «а»
И все посеребрив слова,
Невесть куда крадётся ночью,
Легко скользнув по многоточью.
1980
* * *
Идти на убыль не пора:
В смоле сосновая кора,
Сегодня солнечно и сухо,
И песнь, приятная для слуха,
Звучнее нынче, чем вчера;
И птица кончиком крыла
Черкнула на озёрной глади,
Что мы живём лишь Бога ради,
И взмыла в небо, как стрела.
1987
* * *
От разорённого уклада
Осталась комнат анфилада,
Камина чёрная дыра,
Как опустевшая нора.
О тех, кто грелся у камина
Уже с полвека нет помина.
Лишь эти – пальчик на устах –
Два ангелочка на местах,
Два ангелочка в нише зала.
Всех прочих время растерзало.
1981
* * *
Спасает историю от перегрузки
Процесс неизбежный усушки-утруски:
От древних этрусков лишь несколько ваз
Вполне сохранились и радуют глаз.
И как это мало. И как это много.
Трудна и превратна сквозь время дорога,
Тропа, по которой несут и несут
С диковинной росписью хрупкий сосуд.
1984
* * *
Легко проделав путь обратный
К шумеру с бородой квадратной,
Учи историю, дитя,
Через столетия летя,
Через столетия вприпрыжку,
Как через тоненькую книжку,
Через Египет, Вавилон,
Подъём, падение, полон.
Лети, орудуя веками,
Эпохами, материками,
Мирами всеми, чтоб потом
С великим постигать трудом
Сердцебиение и вздохи
Одной-единственной эпохи.
1983
* * *
В допотопные лета
Мир держали три кита.
А потом они устали
И держать нас перестали
На натруженном хребте.
И в огромной пустоте
Держит мир с того мгновенья
Только сила вдохновенья.
1985
* * *
Нам август, уходя, позолотил пилюлю:
Позолотил листву, скользнул лучом по тюлю
В распахнутом окне, прошелестел садами,
И одарил сполна сладчайшими плодами,
Чтоб мы вкусили миг разлуки горько-сладкий;
Позолотил строку в исписанной тетрадке,
Где маются слова, тире и запятые
В попытке удержать мгновенья золотые.
1986
* * *
Смятение чувств и акцентов смещенье,
И мелочи тон задают без смущенья,
И более вечности значит мгновенье,
И разум выходит из повиновенья.
В творящемся хаосе и свистопляске
Душа близорукая путает краски...
Грядущие жители оста и веста
Нас после рассудят, поставив на место,
И дав всем деяниям нашим оценку,
Но душу отдам за короткую сценку,
Ещё не лишённую дивной ошибки,
Беспомощных слёз и случайной улыбки.
1986
* * *
Высота берётся слёту.
Не поможет ни на йоту,
Если ночи напролёт
До измоту и до поту
Репетировать полёт.
Высота берётся сходу.
Подниматься к небосводу
Шаг за шагом день и ночь –
Всё равно, что в ступе воду
Добросовестно толочь.
Высота берётся сразу.
Не успев закончить фразу
И земных не кончив дел,
Ощутив полёта фазу,
Обнаружишь, что взлетел.
1986
* * *
Представь: осталось полчаса
Глядеть на эти небеса,
На небосвод, нависший низко.
Земная временна прописка.
Осталось несколько минут.
Мгновенья ластятся и льнут,
И просят, муча и тревожа:
«Скажи, которое дороже.»
1986
* * *
Я вас люблю, подробности, конкретные детали.
Ведь вы меня с младенчества, с рождения питали.
Я вас люблю подробности, земные атрибуты.
Без вас существования не мыслю ни минуты.
Люблю тебя, шершавая и нежная фактура,
Земная ткань звучащая – моя клавиатура.
Лишь находясь пожизненно с тобой в контакте тесном,
Могу любить возвышенно и думать о небесном.
1987
* * *
Подай мне реплику, трава.
Подай мне реплику, дорога.
Быть может, форма диалога
Поможет мне найти слова.
Вот ветер что-то на бегу
Пролепетал и скрылся в кроне.
А тот, кто держит на ладони
Весь мир звучащий – ни гу-гу.
1987
* * *
Поющий циферблат. Крылатые часы.
– Скажи, который час?
– Час утренней росы.
Час утренней росы и птичьих голосов.
Волшебные часы. Точнее нет часов.
– Живя по тем часам, скажи, который час?
– Тот самый заревой, когда Всевышний спас
Нас, грешных, от тоски, вручив бесценный клад:
Крылатые часы, поющий циферблат.
1987
* * *
В тишине тону с головкой,
Растворяюсь без остатка:
Чем-то божию коровку
Привлекла моя тетрадка:
Тихо ползает по строчкам,
По словам моим корявым,
Как по сучьям и по кочкам,
По соцветиям и травам.
Будто это всё едино,
Будто всё одно и то же.
Длинной строчки середина,
Слово, стебель, цветоложе.
Будто те ж лучи живые
И одни земные соки
Кормят травы полевые
И питают эти строки.
1987
* * *
В эпицентре тоски и страданья,
Где – затихни – услышишь рыданье,
В двух шагах от кровавой резни,
Неустанной и злобной грызни,
Возле пропасти, возле пожара,
На шершавой поверхности шара,
Ставим стены, ребёнка растим
И страницами книг шелестим.
1988
* * *
А за тьмою снова тьма,
За темницею – тюрьма,
За неволей – заточенье,
За мучением – мученье...
Но возможно или нет,
Чтоб за светом снова свет,
За сиянием – сиянье,
За добром – благодеянье?
1988
* * *
Всё угасает, чтоб вновь озариться,
Всё процветает, чтоб вновь разориться,
Всё зачинает, чтоб вновь погубить...
Ангел мой ласковый, дай долюбить.
Разве затем и закаты и зори,
Дробь соловья и черёмухи море,
Дней разномастных несметную рать
Ты подарил, чтобы всё отобрать?
1988
* * *
О, Господи, опять спешу и обольщаюсь
В короткий зимний день никак не умещаюсь,
И забегаю в те грядущие мгновенья,
Где ни души пока, ни ветра дуновенья,
Ни звука, ни звезды, ни утра полыханья,
Но где уже тепло от моего дыханья.
1988
* * *
Из пышного куста акации, сирени,
Где круто сплетены и ветви и листва,
Из пышного куста, его глубокой тени
Возникли мы с тобой, не ведая родства.
Дышало всё вокруг акацией, сиренью,
Акацией, грозой, акацией, дождём...
Ступив на первый круг, поддавшись нетерпенью,
Пустились в дальний путь.Скорей. Чего мы ждём?
И каждый божий день – посул и обещанье.
И каждый божий день, и каждый новый шаг.
Откуда же теперь тоска и обнищанье,
Усталость и тоска, отчаянье и мрак?
А начиналось так: ветвей переплетенье,
И дышит всё вокруг сиренью и грозой,
И видя наш восторг, шумит листва в смятенье,
И плачет старый ствол смолистою слезой.
Неужто лишь затем порыв и ожиданье,
Чтоб душу извели потери без конца?
О, ливень проливной и под дождём свиданье,
О, счастье воду пить с любимого лица.
1989
* * *
Возвращаемся на круги своя,
Наболевшее от других тая.
А захочется поделиться вдруг,
Не поймёт тебя даже близкий друг.
Он и сам в беде, он и сам в тоске,
Он и сам почти что на волоске.
Тянешь руки ты, тянет руки он,
А доносится только слабый стон.
И когда молчим, и когда поём –
Каждый о своём, каждый о своём.
1989
* * *
С тобою нянчатся с рожденья,
С тобою носятся.
Короткий вздох и пробужденье.
Разноголосица.
Разноголосица, рулада,
Стволы качаются.
Лепечет ласковое чадо
И не кончаются
Земная сладкая морока,
Земные хлопоты.
И нету гибельного срока,
Целебны опыты.
...Пыля, качаются серёжки
Ольхи-орешника...
И нет на свете мелкой сошки,
Плута и грешника,
А есть желанное до боли
Творенье Божие
Для лучшей созданное доли
С творящим схожее.
1989
* * *
О, в душу въевшаяся норма –
Стихов классическая форма.
Кричу отчаянно и гневно,
А получается напевно.
Несу какой-то бред любовный,
А слышен только голос ровный.
Делюсь тоской своей полночной –
Выходят строки с рифмой точной.
Покуда пела, горевала
Себя в стихах замуровала:
Ни слёз, ни мигов горько-сладких.
Лишь стены строк прямых и гладких.
1989
* * *
Если что-то мне и светит,
Это солнце в небесах.
Если кто-то путь мой метит,
Это стрелка на часах.
Если кто со мной и спорит,
Это ветер на реке.
Если кто-то мне и вторит,
Это эхо вдалеке.
И никто меня не манит,
Я сама сюда спешу,
В тишину, в которой канет
Всё, чем маюсь и дышу.
1989
* * *
Светлые помыслы, светлые сны,
Снежные лапы пушистой сосны...
Преображение, час снегопада,
Рай сотворивший из сущего ада.
Действо, в собор превратившее хлев,
Время, на милость сменившее гнев,
Этих утешило, тех исцелило,
Белое чистое всем постелило...
В зимние сумерки свет потуши
И обнаружишь свеченье души.
1989
* * *
Несовпадение, несовпадение.
О, как обширны земные владения,
О, как немыслима здесь благодать.
Как ненавязчиво Божье радение,
Сколько причин безутешно рыдать.
Жаждешь общения – время немотное.
Жаждешь полёта – погода нелётная.
Жаждешь ответа – глухая стена,
Воды стоячие, ряска болотная,
Да равнодушная чья-то спина.
Что ж остаётся? Смириться да маяться,
Поздно прозреть, с опозданьем раскаяться...
Вечный зазор меж тогда и теперь...
Кто-то к снесённому дому кидается,
Ищет в отчаяньи старую дверь.
1989
* * *
А лес в шелку зелёном
И в искрах золотистых...
Умрёшь неутолённым
В один из дней лучистых.
Умрёшь влюблённым в осень,
В её этап начальный,
В поскрипыванье сосен,
В осенний пир печальный.
Пируй же, нищий духом,
Возможно ли поститься,
Когда над самым ухом
Поют и дождь и птица.
А ты, не насыщаясь,
(И это дар чудесен)
Как будто бы прощаясь,
Всё просишь песен, песен...
1989
* * *
Это только первый свет.
Есть ещё второй и третий,
Нас спасающий от нетей
И сводящий ночь на нет.
Это только первый свет,
Только робкая попытка,
Лишь светящаяся нитка,
Только света беглый след.
Это только слабый знак,
Лишь намёк, предположенье,
Что потерпит пораженье
На земле царящий мрак.
1989
ИЗ НОВЫХ СТИХОВ (1990 г.)
* * *
Окаянные дни, окаянные дни,
Покаянные дни – причитанья одни,
Всех скорбящих и страждущих всех голоса.
А над морем скорбей – золотые леса.
Золотые леса в наших гиблых местах,
Где лишь горечь одна у людей на устах.
Над пучиною бед – золотые огни.
Окаянные... нет, осиянные дни.
* * *
Но есть они – прагород, прарека.
Тоску по ним, живущую от века,
Впитала с молоком. И это млеко
Течёт издалека, издалека.
Прародина. Томление по ней –
Единственной, незримой, изначальной
Сильнее чувств иных. Исход печальный
Свершаем, удаляясь от корней,
От устья, от начала всех начал...
А зримое и зыблемо, и ломко...
Рождённый обречён. Недаром громко
Младенец новорожденный кричал.
* * *
И ещё виток, и ещё виток,
И ещё листвы золотой поток,
И ещё один на пути вираж,
И ещё один впереди мираж,
И ещё подъём, за которым спад,
И ещё один шелестящий сад,
А над ним опять облака гуртом...
Эту чашу пьют пересохшим ртом,
Лишь одну на круг на исходе лет,
Открывая вдруг, что исхода нет.
* * *
Спасибо тебе, государство.
Спасибо тебе, благодарствуй
За то, что не всех погубило,
Не всякую плоть изрубило,
Растлило не каждую душу,
Не всю испоганило сушу,
Не все взбаламутило воды,
Не все твои дети – уроды.
* * *
Сок со льдом, бананы, пицца...
Угадали – заграница.
Вот витрина, вот реклама,
Вот портал большого храма,
Вот приветливый прохожий,
Вот водитель темнокожий,
Вот раскованные дети...
Всё О'Кей на ихнем свете:
Есть порядок, есть валюта.
А на нашем есть Малюта,
Да чума, да череп-кости...
Приглашайте русских в гости,
Чтобы лопали бананы
И зализывали раны.
* * *
Нельзя так серьёзно к себе относиться,
Себя изводить и с собою носиться,
С собою вести нескончаемый бой,
И в оба глядеть за постылым собой,
Почти задохнувшись, как Рим при Нероне.
Забыть бы себя, как багаж на перроне.
Забыть, потерять на огромной земле
В сплошном многолюдьи, в тумане, во мгле.
Легко, невзначай обронить, как монету:
Вот был и не стало. Маячил и нету.
* * *
Неужели Россия, и впрямь подобрев,
Поклонилась могилам на Сент-Женевьев?
Неужели связует невидимый мост
С Соловецкой землёй эмигрантский погост?
На чужбине – часовня и крест, и плита,
А в Гулаге родном – немота, мерзлота,
Да коряги, да пни, да глухая тропа,
Где ни тронь, ни копни черепа, черепа.
* * *
Так хочется пожить без боли и без гнёта,
Но жизнь – она и есть невольные тенёта.
Так хочется пожить без горечи и груза,
Но жизнь – она и есть сладчайшая обуза,
И горестная весть и вечное страданье.
Но жизнь – она и есть последнее свиданье,
Когда ни слов, ни сил. Лишь толчея вокзала.
И ты не то спросил. И я не то сказала.
* * *
Обыденность – рай и подарок, и чудо:
Шумела вода и гремела посуда,
Вели разговор, шелестели газетой...
Творился уклад до сих пор невоспетый.
Уклад, бытие и соборное действо,
Рутина отнюдь не святого семейства.
Возможно ль такое: все целы и в сборе,
И в полном покое житейское море.
* * *
Это – область чудес
И счастливой догадки…
Капля светлых небес
Разлита по тетрадке.
Область полутонов
И волшебной ошибки,
Где и яви и снов
Очертания зыбки.
Область мер и весов,
Побеждающих хаос.
Это мир голосов
И таинственных пауз.
Здесь целебна среда
И живительны вести,
И приходят сюда
Только с ангелом вместе.